Пиранья. Жизнь длиннее смерти - Страница 28

– Сам знаю, – пробурчал Вундеркинд. – Получше вас.

– Вот я и говорю… – пожал плечами Мазур. – Вы-то как думаете, могли нас вычислить? Вы ж разведка, обязаны все на свете знать.

– Вашими бы устами… – поморщился Вундеркинд. – Кто ж знает…

Мазур подумал с отстраненным профессиональным цинизмом: если о их миссии узнали неведомыми путями и готовят сейчас капкан, то, рассуждая со знанием дела, здесь и будет их последняя пристань, выражаясь интеллигентно, полный и законченный звиздец. Оказавшись запертым в облаве посреди такого вот местечка, уже не вырвешься. Штурмовые группы со всех направлений, приданные снайперы, несколько колец оцепления, акваторию, разумеется, блокируют, хренову тучу хваткого народа нагонят, и будешь тут торчать, как пельмень на тарелке. Останется лишь из кожи вон вывернуться, чтобы прихватить с собой на тот свет как можно больше народу – по крайней мере, не так обидно будет рапортовать кому-нибудь на той стороне: а вдруг есть все же та сторона, и кто-то согласно уставу принимает рапорты от новоприбывших… Как бы это местечко ни звалось, дежурный при входе есть наверняка, со всеми уставными причиндалами: мохнатый хвост там или белоснежные крылья.

– Внимание! – сказал Мазур тихонько.

– Что? – встрепенулся Вундеркинд.

Дремавший в углу Куманек моментально ожил и, повинуясь жесту Мазура, шмыгнул бесшумно в соседнюю комнату, чтобы в темпе сыграть там подъем.

– Она идет к нашему крылечку, – сказал Мазур. – Та, из соседнего домика. Второй пока не видно. Одна. Подозрительных предметов при ней не усматриваю.

Вундеркинд с непроницаемым лицом опустил руку на пояс, где под пестрой рубашкой у него, понятное дело, был заткнут за пояс пистоль с глушителем. Через несколько секунд в дверь громко, бесцеремонно постучали.

Они обменялись взглядами. Мазур встал, пошел открывать. Мимоходом взял со стола откупоренную бутылку, набрал в рот старки и брызнул на рубашку для запаха, мысленно передернувшись от такого кощунства.

Едва он приоткрыл легонькую дверь, девушка с длинными светлыми волосами энергично протиснулась мимо него в комнату. Пока она шла, Мазур, разумеется, три раза мог бы сломать ей лебединую шейку или прикончить каким-нибудь другим, не менее молниеносным и эффективным способом, – но спешка в таких делах ни к чему.

Она присвистнула, углядев натюрморт на столе, помотала головой и безмятежно произнесла по-английски:

– Ну вы даете… Основательно, – спохватилась. – Эй, а вы по-английски-то понимаете? А то жил тут до вас такой… Непонятно кто. Ни на одном человеческом языке не толковал… но по заднице хлопать порывался.

– Понимаем, – сказал Мазур. – И даже говорим иногда.

На ней были белоснежные шортики и легкомысленно завязанная узлом на загорелом пузике пестрая рубашка, весьма аппетитно распахнутая. Вся она была загорелая, вертлявая и симпатичная, как чертенок, даже убивать жалко, если что, не дай бог.

– Точно, говорите… Вы кто? А то, я слышала, песню пели на каком-то экзотическом наречии…

– Поляки, – сказал Мазур доброжелательно. – Польша – это, как бы вам объяснить… Если выехать из Парижа и держать все время на восток, никуда не сворачивая…

– Я студентка, – чуточку обиделась она, – университета. Так что примерно представляю, где ваша Польша… Возле Германии, а? Я имею в виду, возле красной.

– Точно, – сказал Мазур.

Она засунула ладошки в тесные карманы шортов и, покачиваясь с пятки на носок, с любопытством оглядывала комнату. Из соседней вернулся Куманек, гостеприимно кивнул и уселся на прежнее место. Судя по его виду, в соседнем кубрике в темпе сыграли побудку. Жить этой киске, ежели что, оставались секунды…

– Точно поляки?

– Не сойти мне с этого места, – сказал Мазур, перекрестившись на католический манер, как и следовало приличному поляку. – Я – Юзеф, это вот Рышард, – показал он на Вундеркинда, – а там, в углу – Янек. Можем паспорта показать.

– Зачем? Я же не полицейский… – сказала она, ухмыляясь во весь рот. – Поляки? Здорово. Экзотично, я имею в виду. А я – Джоанна, только не зовите меня ни Джо, ни Анна, я этого терпеть не могу. Канада, Квебек.

Выговор у нее, и в самом деле, был специфически канадский… или какой-то спец грамотно поставил ей именно канадский выговор, как Мазуру когда-то ставили австралийский. Могло быть и так, и этак. Верить в их положении нельзя никому и ничему.

– А остальные где? – спросила она, озираясь с детской непосредственностью. – Мы в окно видели, вас много было…

– Спят, – сказал Мазур. – Утомились в дороге.

– Ага, понимаю… – Она смешливо окинула взглядом натюрморт на столе. – Я поляков мало встречала, но анекдотов про них наслушалась… Парни, вы не гомики, а?

– Бог миловал, – сказал Мазур с искренним омерзением. – С чего вы взяли?

– Сидите тут взаперти и хлещете это ваше пойло с непроизносимыми названиями… А как же насчет того, чтобы жизнь прожигать на экзотическом курорте?

– Такая уж у нас национальная традиция, – сказал Мазур непринужденно. – Когда приезжаем на новое место, следует непременно выпить как следует, иначе счастья не будет. Вы хоть и из Канады, но, судя по имени, из англичан? Вот и прекрасно, что мне вам объяснять? Сами должны понимать, Джоанна, какая упрямая и цепкая штука – национальные традиции…

– Ага, понятно… А они что, по-английски совсем не понимают? Эти двое, я имею в виду? Сидят, как истуканчики.

– Почти не понимают, – сказал Мазур. – Я тут самый способный к языкам, отмечу без ложной скромности.

– Ну да, язычок у вас подвешен… – кивнула незваная гостья не без подначки.